Журналисты – достаточно чувствительный индикатор общественного интереса. Поэтому я очень рад тому, что средства массовой информации, наконец, обратились к проблеме прав заключенных, и статья Светланы Вишневской («Стрижавськи зеки хочуть судитися із … правозахисником» («Місто», № 24, 27 червня 2008 р., см. http://www.misto.vn.ua/index.php?action=1&k=4377) тому лишнее свидетельство.
Появление таких статей означает, что сообщения о массовых избиениях, подозрительных смертях в тюрьмах и следственных изоляторах, о других – может быть менее массовых и не таких тяжких нарушениях прав заключенных, – которые появлялись особенно часто в течение последних полутора, не прошли незамеченными обществом. Это значит, что общество начинает обращать внимание на то, как государство обращается со значительной частью своих граждан, которых оно содержит в тюрьмах и других закрытых учреждениях. Это обнадеживающий знак, и следует поблагодарить журналистку за ее освещение этой, до сих пор очень непопулярной, темы.
Мне хотелось бы только обратить внимание на некоторые моменты в данной статье, которые создают, если можно так выразиться, искаженную перспективу проблемы.
Нужно помнить о том, что одна из основных задач любой правозащитной организации – привлечь внимание общества к проблеме. Поэтому совершенно естественно слышать от правозащитных организаций скорее критику, чем похвалу. Удивляться этому – все равно, что удивляться тому, что МВД и прокуратуры не пишут театральных рецензий, а сообщают об уровне преступности.
Прочитав же статью, можно прийти к выводу, что в исправительных колониях царит мир и покой, администрация любит и холит заключенных, заключенные души не чают в администрации, по вечерам представители администрации и заключенные вместе посещают курсы хороших манер, чтобы использовать полученные знания в каждодневном общении. Вот только вредные правозащитники, такие, например, как Дмитрий Гройсман из Винницкой правозащитной группы, клевещут не только на Департамент, но и на заключенных, мешая им отбывать срок.
На самом деле, ситуация в Департаменте отнюдь не такая радужная. На грубость и хамство со стороны администрации жалуется почти каждый заключенный. Но случаются события и пострашнее. И предают их огласке не только Винницкая правозащитная группа, но и другие правозащитные организации.
Если внимательно вчитаться в статью, то фрагмент интервью с Андреем Гелем подтверждает факт грубейшего нарушения прав человека. Вот цитата:
«Дійсно, 1 та 5 червня в колонії було скоєно два суїциди. Це ненормальні явища. Я не виправдовую адміністрацію установи, яка недогледіла, не змогла цьому запобігти. Але до уваги треба брати і те, що в колонії №81 утримуються засуджені, які відбувають покарання і вдруге, і вп’яте, і вдесяте. Їм притаманний стан тривожності, фрустрації, тобто самогубства зумовлені і зовнішніми, а більше внутрішніми факторами — станом психіки».
Несмотря на «мягкую» формулировку, говорится здесь не более и не менее, как о нарушении администрацией права на жизнь, гарантированного статьей 28 Конституции и статьей 3 Конвенции по правам человека. И никакие ссылки на «внутренние факторы» не могут оправдать поведения администрации, которая «не досмотрела», поскольку именно администрация должны была учитывать эти «внутренние факторы». Я думаю, что поведение администрации, которое нарушает право на жизнь, даже если не доказано, что к самоубийству подтолкнули сами действия администрации, должно вызывать беспокойство общества.
Еще один момент, который необходимо учитывать, когда проверяешь события в любой исправительной колонии: слова заключенных, которые они произносят в присутствии администрации, крайне ненадежное свидетельство. Я не хочу обидеть тех заключенных, слова которых опубликованы в этой статье, они, вполне возможно, говорили правду. Я говорю «ненадежно» в очень узком юридическом смысле: «то, что без дополнительных доказательств не может приниматься во внимание». Так получается, что журналисты, адвокаты, правозащитники приходят в зону и уходят, а администрация колонии остается – и иногда на много лет – вместе с этим заключенным. И в полной власти администрации завтра не пустить ни журналиста, ни правозащитника (а иногда и адвоката) к этому заключенному. Поэтому нужно обладать отчаянной, граничащей с безумством, храбростью, чтобы в присутствии представителя администрации жаловаться на администрацию.
В ходе своей деятельности я сталкивался с сотнями заявлений заключенных, в которых было написано, как им хорошо и как они «не имеют никаких претензий к администрации». Но только большое желание обелить администрацию колонии может заставить поверить этим заявлениям, написанным в оперативной части колонии и переданным через спецчасть. И, как правило, через другие источники выясняется, что заявления написаны под диктовку и под угрозой жесточайшего насилия. Так было после массового избиения заключенных в Изяславской колонии № 58 в 2001 и 2002 году, так же было после массового избиения заключенных в Изяславской колонии № 31 в 2007 году. «Подлинная правда» таких заявлений приобретает свое исконное значение («подлинную правду» в Древней Руси вырывали у запирающегося на допросе подсудимого, избивая его «подлинниками» - особыми длинными палками).
Ошибаются ли правозащитники, когда публикуют непроверенную или плохо проверенную информацию. Иногда ошибаются, но не так часто, как может показаться. Сообщение Винницкой правозащитной группы привело к тому, что фактически подтвердился «недосмотр» администрации, который с точки зрения прав человека составляет нарушение права на жизнь. Проверка сообщения той же Винницкой правозащитной группы о событиях в Темновской исправительной колонии № 100 привела к тому, что обнаружился один заключенный, у которого были следы на руках от наручников, «забитых» на первой трети предплечья. По словам начальника Харьковского управления Департамента применение спецсредств было неправомерным и виновные были наказаны. Сообщения о массовом избиении заключенных в Изяславской колонии № 31 подтверждаются десятками свидетельств.
Поэтому результаты от таких сообщений все же есть, хотя, повторяю, не все в этих сообщениях подтверждается. И хотя при проверке в колонии № 100 был обнаружен только один пострадавший от неправомерных действий администрации, я до сих пор не уверен в том, что событий 7 июня 2008 года, о которых сообщала Винницкая правозащитная группа, в колонии не было. Я имею вполне серьезные основания для своих сомнений: мне и адвокату Ирине Яковец более 2 часов не предоставляли допуск в колонию; некоторые заключенные не захотели с нами говорить, дав понять, что кабинет, где мы сидели, прослушивается; некоторые заключенных прямо сказали о том, что перед нашей встречей с ними провели «беседу», предупредив, чтобы не болтали лишнего. При таких условиях быть уверенным в том, что там было «все чисто», я не могу. Но и доказать, что там что-то было, также не могу. Так и остается администрация колонии в постоянном подозрении. И так обстоит дело в 99 процентах случаев, которые происходят в Департаменте.
Причина этому проста: Департамент делает все, чтобы никакая информация о нарушениях в колониях не просочилась за ее стены. Журналисты могут поинтересоваться, сколько жалоб на администрацию получает, например, Уполномоченный по правам человека или прокуратура, - я имею в виду жалобы, направленные в установленном законом порядке. Очень интересно сопоставить это число с числом жалоб, направленных в обход установленного порядка, поданных родственниками заключенных. Цифры буду надежным показателем тех усилий, которые прилагает Департамент исполнения наказаний для сохранения в секрете любых аспектов жизни заключенных в исправительных колониях.
Департамент оказывает бешеное сопротивление любой попытке контроля за соблюдением прав заключенных. Любой организации можно легко попасть в колонию, чтобы раздать гуманитарную помощь, выступить с концертом, оказать другое содействие Департаменту в выполнении его задач. Но для правозащитной организации, которая хочет выполнить свою задачу – проверить, как обстоят дела с соблюдением прав заключенных, – доступ практически закрыт.
Как проверить информацию при таких обстоятельствах? Каких-либо адекватных способов не существует. Остается: безоговорочно верить администрации колонии, что очень трудно сделать любому здравомыслящему человеку в нынешних условиях и очень опасно с точки зрения общественного здоровья; либо пользоваться информацией, которую иногда почти невозможно проверить, чтобы побудить Департамент быть более открытым.
Очень симпатична забота о спокойствии родственников заключенных. Но на самом деле большая часть тревожных сообщений исходит именно от родственников. Поэтому закрытость колоний только усугубляет тревогу родственников, которые и так находятся в постоянном напряжении, зная о положении дел в колониях не понаслышке. Особенно трогательно выглядела забота Департамента о спокойствии родственников, когда после событий в январе 2007 в Изяславской колонии № 31 около 40 заключенных были отправлены по этапу и несколько недель родственники не знали ни где они, ни что с ними происходит.
Открытость колоний нужна как обществу, так и самому Департаменту. Только открытость может создать более или менее реалистичное представление о состоянии дел в колониях. Если Департамент будет и дальше оказывать сопротивление любым формам общественного контроля, то общество вместо правдивой картины будет иметь смесь из лубочных отчетов Департамента и пугающих, не всегда корректных, сообщений заключенных, переданных окольными путями. В результате проиграют все.
Аркадий Бущенко,
адвокат,
председатель правления
Украинского Хельсинского
Союза по правам человека